НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА. 82. Ответы писателей: НАТАЛЬЯ РУБАНОВА

12 августа, 2011
АВТОР: Глеб Давыдов

Наталья Рубанова уже знакома читателю Перемен. Мы публиковали ее повесть «Анфиса в Стране Чудес» (и там же подробнее представили ее) и эссе об Индии «Индия с Доппельгангером».

Теперь — почитаем ответы Натальи Рубановой на нашу анкету. А завтра я представлю ее роман(с) «Сперматозоиды», который мы начинаем сейчас публиковать на Переменах отдельной блог-книгой.

Есть ли среди Ваших знакомых писатели, чьи тексты отказываются издавать, хотя эти тексты вполне достойны быть изданными и прочтенными публикой? Если возможно, назовите, пожалуйста, примеры. Каковы причины отказов?

«Писатель»? Словечко становится почти неприличным – в кали-югу на шарике и третьесортная детективщица – «писатель», и любой мало-мальски связывающий слова в предложения журналист: оба, растиражированные, играют в игру «Найди 10 отличий между школьным сочинением и собственно литературой», но упорно не замечают слона.

Давайте пользоваться нейтральным «автор». «Литератор». Медиум: без кавычек. Проводник. Посредник. Буфер обмена между «дольним и горним». Многомерное тело, сквозь каждую чакру которого проводят высоковольтные чувства невидимые в трёхмерке энергии, – высоковольтные чувства, одолеть которые, не потеряв при этом т.н. рассудок, «буфер» из плоти и крови может лишь при условии облечения этих самых высоких частот в форму того или иного текста. И потому, чем тоньше, чем неординарней, чем лучше он проводит (не будем касаться таких «проклятых русских вопросов», как «качество текста», ок?), тем меньше у него шансов в этом социуме быть прочитанным/услышанным, ибо он просто не резонирует с более грубыми вибрациями: подобное притягивает подобное, дважды два. Вот почему Натали Саррот – «не для всех»? Почему ее не чувствуют? Потому что не в состоянии. Потому что не доросли. Потому что она на ИНОМ языке людей с ИНЫМИ людьми говорила… Потому что поток, который она проводила, не по зубам (не по чакрам) даже основной массе «мыслящей части человечества» оказался… Что же касается ныне живущих авторов, то хотелось бы дожить до, так скажем, «второй волны популярности» Валерии Нарбиковой: невероятно талантливый автор, о котором каких только слухов и сплетен среди «настоящих писателей» – тех, кто «боллитру» делает, – не ходит… а она сидит себе дома да создает маленькие шедевры: от руки, карандашом – и не печатается нигде. В 90-е имя её гремело; миллионные тиражи – всё было, было… Сейчас издатели не решаются издавать её книги, потому как Валерия Спартаковна слишком хорошо пишет. Проводит так, что мало не покажется. Один главред толстого журнала как-то сказал, прочитав её роман «Сквозь»: «Она что – сумасшедшая?»: огрубела чуйка-то… Уверена: при грамотном пиаре это имя вновь зазвучит. У книг Леры Нарбиковой может начаться вторая жизнь. Может. Бог в помощь.

Есть ли в литературном произведении некая грань, за которую писателю, желающему добиться успеха (например, успеха, выраженного в признании читателями), заходить не следует? Может быть, это какие-то особые темы, которые широкой публике могут быть неприятны и неудобны? (Если да, то приведите, пожалуйста, примеры.)
Или, возможно, существует какая-либо особая интонация, которая может вызвать у читателя отторжение и из-за которой весь потенциально вполне успешный текст может быть «самоуничтожен»?

Убийственный вопрос. Убийственный. Вот писала я, скажем, «усложнённым», как некоторым казалось, языком (роман[с] «Сперматозоиды»). Или – «усложнённо» – о людях моногендерной направленности (рассказ «Литвинов»). Или об изменённых состояниях сознания (новелла «Вспышка»). И совершенно меня не трясло, кто что подумает. Взрослого – выросшего – человека по большому счету не должно волновать, что о нём думают: чужие представления не имеют к его реальности никакого отношения. И потому: какая «грань», какие «особые темы», что значит «вызвать у читателя отторжение»? И: что такое «успех»? У Цветаевой: «Успех – это успеть». Добавлю: успеть записать/провести главное в пресловутом «здесь и сейчас». Записать/провести максимально эффективно, максимально честно (не об автобио, вестимо, речь: просто максимально честно). Максимально неизбито, если угодно. На бес/пределе собственных возможностей. На крови. На костях. На коже, ага. Банально? «Банальнее» не бывает, потому как всё остальное – лажа. Потому как коммерческий успех и успех литературный – вовсе не близнецы: прописные истины, даже говорить о том неудобно (блистательный Пелевин – чудесное исключение из правил). Ну а писать… писать нужно, разумеется, обо всём, что по-настоящему, в силу тех или иных причин (а то и беспричинно), «трясёт»: никаких табу – кроме, пожалуй, единственного: энергия текста не имеет права превращать энергию человека в звериную – вернее, в «хищную», хотя иной раз кажется, будто именно это и происходит, и искусство играет в том не последнюю роль. Двуногие словно бы поменялись местами с теми, кого по ашипке всё ещё называют «братьями нашими меньшими»: с маниакальным упорством продолжают они истреблять этих самых «братьев» – истреблять, не только и не столько убивая, сколько потакая варварскому конвейеру – но идите-ка лучше на сайт «Вита»… Текст же – если говорить о его идеальной миссии, а не об утилитарном жанровом «назначении», – даже самый злой, чёрный, тяжёлый, – вправе намекнуть имеющему глаза и уши на то, что «выход с противоположной стороны» есть. Понимаете? Иначе всё, чем мы тут занимаемся, гроша ломаного не стоит… да оно и впрямь ТУТ не стоит: есть, к счастью, иные счета.

Если такие темы и интонации, по Вашему мнению, существуют, то держите ли Вы в уме эти вещи, когда пишете? И насколько это вообще во власти писателя – осознанно управлять такими вещами?

У каждого свой порог нельзя/можно. Я, раз уж Вы спрашиваете, могу писать о чём угодно, если «копну» тему… другое дело, не хочется уже. Чем полифоничней твоя строка, тем чаще ловишь себя на мысли, что не хочешь браться за треклятую «мышку»… Но об этом не здесь и не сейчас. А вообще публика ёрзает на стуле, когда ей вместо привычного уродливого литбифштекса подают, так скажем, стильное вегетарианское литературное блюдо… она, «публика-дура», просто не в состоянии оценить его вкус: высший вкус. Потому как «русское горло обожжено водкой». Простите, больная тема: о какой аудитории мы вообще говорим? Есть читатели Набокова, Бунина, Уэльбека, Сорокина, Рубиной – и другие… «Читатели газет»: М.Ц. всё сказала давно. Не боялась. Петли – и той.

Что приносит писателю (и, в частности, лично Вам) наибольшее удовлетворение:

— признание публики, выраженное в том, что Ваша книга издана и люди ее покупают, читают, говорят о ней?

До тридцати. Далекая от совершенства (на самом деле, просто «проба пера») «Москва по понедельникам» вышла, когда мне было года 24, «Коллекция нефункциональных мужчин» – лет в 28-29… не помню. «Люди сверху, люди снизу» появились позже, в 2008-м, когда я уже не могла испытывать восторг от «простого райтерского щастья» – лицезреть свою фамилию на обложке. Ну да, Наталья Рубанова. Оч-чень приятно. Как поживаете? Е2-Е4? Ну-ну… по вас и не скажешь… Сохранились как вид! Поздравляем! Обложечка, кстати, преотличная… супер, суперобложка! Впрочем, бог с ней. С отсутствием гонорара тоже. Это ведь, Наталья, не главное. Главное, Наталья, – ваша новая книга. Вы ведь пи-са-тель, правда? Вот и пишите. Пишите, Наталья, свои буковки. Пишите, покуда не околеете: впрочем, славы Венички Ерофеева вам всё равно не… etc.

— признание литературного сообщества (выраженное в одобрительных отзывах коллег и литературных критиков, а также в получении литературных премий и попадании в их шорт-листы)?

Повторюсь: до тридцати плюс-минус мне всё это казалось сколько-то важным. Но ведь мы с вами пишем не «для редактора», который либо похвалит, либо поставит нас с рукописью в лит.угол, не так ли? Что же касается премий, то тут та ещё свистопляска, но, как ни странно, мой роман-с «Сперматозоиды» вошёл в прошлом году в финал «Нонконформизма», – премии «НГ-Ex-libris», – а в этом получил Премию имени Катаева журнала «Юность», где и был опубликован… Знаете, иногда автору нужно говорить о том, что он пишет не самое большое дерьмо на свете. И, может быть, вовсе даже и не дерьмо. Может, вполне даже прилично себе пишет! Да, сочинитель рад, что его «Сперматозоиды» добежали – рад, несмотря на то, что кроме очередных «погон» ничего и не получил: ну разве картину да ложку серебряную. Врёт! Врёт, как всегда, сочинитель-то!.. Медаль. Медаль ведь ещё… Как без медали! Тяжёлая… Такой медалью – да по голове… Спасибо «Юности»: кроме шуток.

— или более всего Вас удовлетворяет метафизический и психологический факт самореализации – т.е. тот факт, что произведение написано и состоялось (благодаря чему Вы, например, получили ответы на вопросы, беспокоившие Вас в начале работы над текстом)? Достаточно ли для Вашего удовлетворения такого факта или Вы будете всеми силами стремиться донести свое произведение до публики, чтобы добиться первых двух пунктов?

Всеми силами – не буду. Тщеславие – парализующий поток яд; грех, от которого пишущему имеет смысл всяко избавиться… всегда надо помнить о том, что ты, дурачина, просто проводишь. Просто записываешь надиктованное свыше. Что твоей заслуги в том – да никакой… ну или почти. Что ты – никто и звать тебя никак: разве что грифель (со строчной). И дар твой в любой момент забрать легко могут… Как то волшебное зёрнышко у Алёши: «Чёрную курицу» помните?.. Показывать тексты издателям – да, нужно; гоняться за ними – нет… Всему своё время: рукописи не портятся – пишу-то ведь не о социалке (хотя она и «впрягается» невольно), а о том, что называют движениями души – и тела, да, тела. Вечные темы. Если моим текстам суждено быть опубликованными – сейчас ли, через 50 лет, через 100, – ну и отлично. Значит, они и впрямь чего-то стоят: надо их только в нужные руки вложить, а это, знаете ли, штучный «товар»… ау! Четыре новые книги готовы; пятая – пока не собранная – стихи и жесткая стихопроза: нет времени скомпоновать. Забавная поговорка: «Когда бог создал время, он создал его достаточно», не находите?.. Пьесы для театра. Киносценарии «неформатные»: арт-хаус безумный, – но, кстати, вполне коммерческий… Не знаю, что со всем этим богатством делать, потому как ну нет у меня продюсера… А не писать – немыслимо: так и живём. Даже смешно, правда?.. Издатели/режиссёры боятся издавать/ставить то, что может не срезонировать с низкочастотной – будем называть вещи своими именами – массовой «покупательской способностью». Ну а пресловутая целевая аудитория (она же ЦА) моих текстов – то самое меньшинство, видящее в книге/фильме/спектакле – именно книгу/фильм/спектакль, а никак не ментальный фаст-фуд. Хотелось бы ошибаться, да, хотелось бы: знаете, какие я письма получала? От тех, кто тексты мои «осилил»? Люди такие вещи писали… Им, оказывается, слова-то мои «усложнённые» нужны… Им с ними, словами-то моими, легко и просто… Или я чего-то не понимаю, простите.

Что Вы думаете о писателях, которые активно себя раскручивают – как лично, так и через друзей и знакомых? Должен ли писатель заниматься этим не совсем писательским трудом?

«Раскручивать» автора – святая обязанность издателя. Я не говорю, конечно, о заказных рецензиях: я говорю о нормальных рекламных кампаниях, которые необходимы, дабы книга не утонула в море разливанном разнообразных изданий, коими пестрят бук-шопы. Ну а самопиар… знаете, когда у вас выходит книга, а издателю наплевать (варианты: некогда, устал, забыл, заболел, запил, не посчитал нужным шевельнуть пальцем и пр.), нет ничего стыдного в том, если вы разошлете ее рецензентам: это нормальная практика. Другое дело, если пишущий «просит» о рецензии, вымогает ее – разумеется, «положительную»; а уж если пользуется «связями»… Ему, бедолажке с раздутым эго, так нужна «хорошая пресса»! Особенно, если книжечка издана за свой счет… Я знала одну такую литературорессу, но она, к счастью, выпала естественным образом из круга моего общения – да это и не круг, а, пожалуй, квадрат уже. Ну да, тот самый. А как иначе?.. Границы дозволенного каждый определяет для себя сам.

Если да, то почему?
Если нет, то почему?

Потому что Земля – круглая: во сне проверяла ;-)

* * *

Также мы еще почитаем ответы Маргариты Меклиной, Фарида Нагима, Алексея Шепелёва, Андрея Бычкова и Сергея Болмата.

А теперь — поговорим о романе Натальи Рубановой «Сперматозоиды», который начинаем сейчас публиковать на Переменах.

* * *

Читайте в предыдущих выпусках Хроники Неудобной Литературы:

— Ответы Елены Колядиной
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Роман «Предатель», Часть Третья. Ответы писателей: ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ
— Ответы Игоря Яркевича
— Кровавые мальчики, или Мало ли в Бразилии донов Педро
— Ответы Дениса Драгунского
— МОТОБИОГРАФИЯ: ТОМ 2. Анонс
— Поэма Кати Летовой «Я люблю Андрея Василевского» и «чахнущая» литература
— Писатель как мундир? Ответы Марины Ахмедовой
— Ответы Михаила Гиголашвили
— Интервью с Димой Мишениным. О графомании, мини-юбках и бездарных чиновниках
— Ответы Алисы Ганиевой
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Виталия Амутных
— Ответы Александра Мильштейна
— Ответы Олега Ермакова
— Ответы Романа Сенчина
— Ответы Ильи Стогоffа
— Обнуление. (Ответ Олега Павлова Роману Сенчину)
— Серая зона литературы. «Математик» Иличевского. Ответы Александра Иличевского
— Ответы Марты Кетро
— Ответы Андрея Новикова-Ланского
— Виктор Топоров и Елена Шубина. И ответы Олега Зайончковского
— О романе Валерия Осинского «Предатель», внезапно снятом с публикации в журнале «Москва»
— Точка бифуркации в литературном процессе («литературу смысла не пущать и уничтожать», – Лев Пирогов)
— Курьезный Левенталь
— ответы Валерия Былинского
— ответы Олега Павлова
— ответы Сергея Шаргунова
— ответы Андрея Иванова
— ответы Владимира Лорченкова
— Где литературные агенты
Более ранние части Хроники (Оглавление) — здесь.
— Новый Опрос. Вопросы к писателям